Все движется на гладкой странице, но движения не видно, ничего не меняется на ее поверхности, как на заскорузлой поверхности мира все движется и ничто в сути своей не меняется…
Итало Кальвино
Увлечение готикой стало общеевропейским культурным явлением во второй половине XVIII века. Английский писатель Хорас Уолпол опубликовал в 1764 году новеллу «Замок Отранто», тем самым открыв дорогу целому направлению в литературе. В романах Вальтера Скотта и Виктора Гюго жанр получил блестящее продолжение, причем архитектура Средневековья всегда играла в произведениях этих мастеров первейшую роль, создавая декорации для развертывания самых невероятных, а порой мистических, сюжетов. Знаменитый роман «Собор Парижской Богоматери» Гюго стал своего рода формулой соединения стихий литературы и зодчества, Скотт же и вовсе соорудил для себя в виде готического замка целое поместье Эбботсфорд. Гравированные изображения средневековых зданий отвоевывали у античных руин внимание любителей прошлого, стимулируя чтение готических романов и развитие неоготического строительства повсюду, вплоть до России. Так, благодаря этой моде, в 1770–1780-х годах возник и ансамбль усадьбы Михалково, где сегодня разместилась выставка Ирины Григорьевой.
Снимки фотографа, в поисках визуальных сокровищ исколесившей целый ряд стран Западной Европы, но прежде всего Францию, составляют сумму видений, будто приближающих к нам далекие и загадочные творения безымянных зодчих. Уникальная авторская техника съемки через ткань создает эффект некой вуали, которая – парадоксальным способом – не скрывает, а, наоборот, делает более зримыми образы соборов, их деталей, статуй святых и фигур мифических животных. Если уж она и прячет что-либо, то это признаки современности, всего того сиюминутного и преходящего, что дает наша технократическая эра. Вместо фиксации случайности Ирина Григорьева оставляет и подчеркивает главное – форму и характер героев. Всегда синий фильтр работает как магический агент, перенося отнюдь не нас, зрителей (в пространство, где находится памятник), но сам этот памятник в иную, межмирную, область, вполне вероятно – имеющую отношение более к слову, чем к картине.
В названии проекта сталкиваются «одиссея» и «готическая», что может показаться немного странным, однако в культуре гомеровское наименование давно и прочно стало синонимом особого рода путешествия-эпопеи. Так, «Космическая одиссея» Стэнли Кубрика имеет мало общего с текстом VIII–VII веков до Р. Х., а сериал «Одиссея» Жака Ива Кусто открыл для нас и вовсе чудеса нерукотворной – подводной – среды. Однако все это именно «одиссеи», и они передают главное, что содержится в сюжете древнегреческой поэмы, – мотив рискованного пересечения границы миров и погружения в параллельную реальность, которая то и дело норовит пленить нас.
Камера-корабль Ирины Григорьевой странствует по «готическому морю», и это совсем не то безопасное информационное поле, что представляет расположенные где-то-там-далеко старые постройки и развалины – туристические достопримечательности. Напротив, каждый элемент собора, каждая статуя и фрагмент не просто сохраняют эстетическую ценность, но и до сих пор несут в себе смыслопорождающий потенциал, который способен снова и снова заставлять художников, писателей и архитекторов словно бы участвовать в самом сотворении того, что привычно называют «готикой». И, попав в окружение этой торжественной флотилии образов, реющих синевой, мы невольно задумываемся: а уходило ли Средневековье вообще? И что, если нас совершенно ничего не отделяет от эпохи поисков святого Грааля и Крестовых походов, кроме разве что вот этой вот тонкой вуали?
Раздается бряцание лат, входит Несуществующий рыцарь.